Арвеарт. Верона и Лээст. Том I - Лааль Джандосова

Иртар мне совсем не понравился. Однажды я даже сбежала – угнала лодку из бухты… Собралась в Арвеарт, одним словом. Меня нашли через сутки – энкатерах в двухстах от берега. В общем – позор несмываемый!

Я даже не представляю, как мама живёт там в Гамлете. Там страшное захолустье. Она просто читает всё время. Раньше у нас был Буба – эта наша собачка, он есть там на фотографии, а потом он попал под машину и спасать его было поздно. Экдор Эртебран, Вы знаете, я ей говорила раньше, тысячу раз примерно: «Мама, найди кого-нибудь! Ты – красивая, молодая! Роди хотя бы ребёнка! Я хочу сестру или брата!» – а она брала сигареты и шла курить на веранду. А потом, когда я уже выросла, эта тема была оставлена. Я всё время пытаюсь представить – будь у меня то же самое, я смогла бы всё это выдержать? Смогла бы любить всю жизнь? Любить, потеряв надежду? Обвинять себя постоянно? Любить, не имея ни писем, ни вещей, ни одной фотографии… Не знаю. Наверно, смогла бы. Просто мне не с чем сравнивать. Я ещё никогда не влюблялась… я имею в виду – серьёзно. Единственный, кто мне нравился, пока я училась в школе, был наш директор Гренар, да и то полгода всего лишь. Ему тридцать пять в июле и он такой же, как Виргарт – высокий и синеглазый, только ещё интереснее – в силу возраста, вероятно. Для него это – просто трагедия – то, что я от него уезжаю. Если бы Вы не ответили, и я бы осталась в Иртаре, я думаю, между нами могло бы что-то начаться. То есть он бы меня добивался, а здесь он, пожалуй, единственный, кто чем-то и как-то мне нравится, помимо экдора Таерда. Хотя, впрочем, я не уверена. Я бы всё равно не осталась здесь. Я бы просто связалась однажды с местными контрабандистами, и они бы меня доставили до арвеартского берега…

Вы спрашивали об игрушках? У меня есть медведь – громадный! Он выше меня, представляете?! Я его выиграла в парке – мы туда с мамой ходили, и я угадала цифры в каком-то аттракционе. Я назвала его «Арни», в честь одного актёра по имени Арнольд Шварценеггер. И ещё я стреляла всё время – из маленьких пистолетов, но пульки всё время терялись. Их, по-моему, Буба проглатывал. Ещё мы с мамой играли – или в лото, или в карты. И до сих пор играем – каждый день, когда я приезжаю. А в кукол я не играла. Я их страшно боялась. Мне казалось – они живые. Зато я любила конструкторы. Мне Джон их дарил постоянно. Но больше всего на свете я любила играть в «Пожарника». Я поджигала что-нибудь, а потом «приезжала» в «машине», сделанной из коробки, и тушила пожар из шланга. Одним словом, я пироманка. А ещё к нам ходил Маггуайер, как я уже говорила. Он пытался за мамой ухаживать (и до сих пор пытается – цветы ей дарит всё время или конфеты какие-нибудь). И он подарил ей однажды, на один из каких-то праздников, очень красивый блокнотик – в нём все листы были разные, сделанные вручную. И поскольку этот Маггуайер маме совсем не нравился, блокнотом она не пользовалась, и я его как-то присвоила. И тогда я стала придумывать коротенькие истории – по одной на каждый листочек. А когда страницы закончились, мама купила мне папку, и мы эту папку назвали «Volume Первый» – «Том Первый» по-нашему – для всех моих мыслей, рисунков и для каких-нибудь записей. Сейчас я уже заполняю «Двенадцатый Том», представляете?! В каждом томе страниц по триста! Остальные хранятся дома. Скоро начну «Тринадцатый». А читала я всё что угодно, начиная от детективов и кончая «Энциклопедиями». Когда я читаю книги, я делаю к ним иллюстрации. А Элона я отыскала в библиотечном запаснике. Я готовилась к выступлению по ядам из молочая и в одном старинном издании обнаружила пару ссылок, и они меня зацепили. В каталогах его не было и Гренар мне дал разрешение на работу в этом запаснике.

Виргарт сказал – в Арвеарте нет ни кофе, ни чая, ни мяса, одна только рыба да овощи. То есть чай и кофе имеются, но при этом – всё контрабандное, и цена у всего – соответствующая! А это, конечно, ужасно, потому что я – кофеманка. Мы с мамой – две кофеманки. Мою маму зовут Режина. И, кстати, последние новости – из школы её уволили. Она поругалась с директором – обвинила его в невежестве. (Он на публичной лекции перепутал у стран названия).

Ну вот, основное Вы знаете. И ещё я кладу распечатку своей «иртарской поэзии». Я писала всегда на английском, а теперь начала на нашем… то есть – на арвеартском. Уже класса с седьмого, мне кажется. Стихи, конечно, ужасные! (Дривар бы меня убил бы). Но они хорошо отражают все мои «переживания»… У нас Выпускной 11-го. Всего ничего осталось. Я там пою на концерте. Выступаю с сольной программой. А Виргарт сказал, что занятия начинаются с первого августа, и надо быть в городе Дублине, в пабе The Nook at O’Connell, в июле, двадцать восьмого, в шесть утра по местному времени. Это – верная информация? И то, что багаж по прибытию надо будет сдавать кому-то, что всегда бывает встречающий… кто-то из Наблюдателей. И то, что The Nook at O’Connell на самом деле находится на Abbey Street Lower, поблизости с этой O’Connell. (Мне до сих пор не верится, что я буду учиться в Коаскиерсе…)

До встречи,

Ваша Верона.

Вот мой домашний адрес…»

Адрес был дан на английском. На этом письмо заканчивалось. Лээст, раз пять прерывавшийся – чтобы подлить себе виски, глубоко и надолго задумался над образом «Джона Смита» – «иртарского Наблюдателя»: «Нет, это не третий уровень. И он заменил, по сути, настоящего Наблюдателя, в соответствии с обстоятельствами, причём – с той долей влияния, что не имеет аналогов. И эта картина в школе… Это был он, разумеется. Он оставался рядом и примерно в той же позиции – наблюдение и влияние. И это с его подачи она увлеклась биохимией. Он готовил её к Коаскиерсу. И теперь они снова встретятся. В этом нет никакого сомнения. Вопрос – для чего ему это всё?..»

II

Пройдя сквозь портал с вещами, Верона спрятала в скалах чемодан и коробки с книгами и вскоре уже вернулась за своим багажом на «фордике» – старом помятом пикапе с проржавевшим открытым кузовом. Режина, не ожидавшая, что дочь появится в Гамлете на сутки раньше обещанного, тем более – рано утром, с учётом сдвига во времени, поспешно взялась готовить – мариновать баранину, а Верона выпила кофе и, кое-как успокоившись, наконец рассказала о Гренаре – в очень смягчённой форме и даже без упоминания чьего-либо там вмешательства. Затем, пройдя в свою комнату, она занялась вещами – разложила одежду по полочкам, расставила книги, косметику и разного рода мелочи, и перешла на веранду, захватив с собой Volume Двенадцатый. Раздел «Мой Дневник» пополнился довольно сумбурной записью:

«Ну вот – с Иртаром покончено, и с Ардевиром, в частности. Что он теперь? Уволится? Уедет куда-то в провинцию? Обидно, что так нелепо… Но на деле это – не главное. Главное было в следующем: „Я просто хочу уберечь тебя. Семёрки, законодательство. У вас ничего не получится…“ Это уже хоть что-то, хоть какая-то информация. Есть от чего отталкиваться. „Семёрки“ – возможно – полиция, с определёнными функциями по части контроля за нравственностью. Скоро я всё это выясню. А Джон? Что мне делать с Джоном? Где он? Когда он появится? Он знает, что происходит? Что я поступила в Коаскиерс? Что я общаюсь с проректором? Что труба в туалете капает? Как капала, так и капает… Сюрреализм какой-то, все эти консервные баночки под вечно текущими трубами. Хорошо хоть жарко на улице и вода за час нагревается…»

Так начались каникулы. Время тянулось медленно. Двенадцатое июня, тринадцатое, четырнадцатое… Верона пыталась занять себя – то чтением, то рисованием, то огородом с зеленью, то разговорами с матерью – в основном о явлении Марвенсена и, несколько косвенным образом, о письме экдора проректора. Пятнадцатого июня почтовая служба доставила плотный конверт из Лос-Анджелеса, содержавший в меньшем конверте большое письмо от Гренара, которое, не читая, Верона сунула в печку, со словами: «Растопка на будущее». Шестнадцатого июня она наконец не выдержала и сообщила матери о картах из тайной секции и о раскладе на Рейверта. Режина ушла в свою комнату и вернулась с пустым флакончиком.

Карты были разложены – под тускло светившей лампочкой, на веранде, в начале одиннадцатого. Над садом сияли звёзды. Режина ходила, нервничая, взад-вперёд, мимо длинной лавочки, а Верона – сосредоточенная – пыталась считать информацию, но, несмотря на усилия, в голове её не высвечивалось, как было в случае с Рейвертом, ни ярких картин, ни образов – ничего, что касалось Генри; ничего, что касалось Лондона; ничего, что касалось Англии.

– Бесполезно… – с таким комментарием она собрала колоду и добавила: – То же самое, как с поиском через «Гугл». Физик Генри Блэкуотер почему-то не обнаруживается.